http://zakon.ru/Blogs/pro_shapkosushite ... uciyu/8680
Эту статью хотелось бы начать забавным казусом. Не далее как позавчера, разговаривая с женой о готовности гардероба к зиме, я упомянул о забавном предмете, наличествовавшем в бытовке воинской части, в которой имел честь проходить военную службу. Речь шла о шапкосушителе — нагревательном приборе, на котором можно было просушить и придать более-менее приемлемую форму выданной каждому казенной шапке-ушанке или кепке. Прошерстив весь интернет на предмет обнаружения фотографии сего изобретения рук человеческих, я обнаружил, что славная сеть, в которой «есть все», не только не обладает фотографиями данного прибора, но даже не ведает соответствующего слова, предлагая сушить шишки вместо шапок. И только помощь коллег на странице в «Фейсбуке» помогла мне убедиться, что сей удивительный агрегат действительно существовал и даже запомнился Валерию Корнилову в период его службы в 1982 году на территории современной Украины. А коллега Дмитрий Чемакин даже воспроизвел его штатное наименование! Но — опять же — фотографий этого устройства ни у кого из них не сохранилось (с миной или автоматом сфотографироваться — святое дело для любого солдата, а вот про быт лучше не думать) — и только эта статья, благодаря интернет-версии газеты, будет напоминать о вышеупомянутом весьма нужном и полезном устройстве, а также об избирательности человеческой памяти.
То же самое происходит и с современным законодательством: причины, по которым принимаются законы, если кто и помнит, то единицы, а вот следов титанической мысли, пришедшей к их появлению, или не осталось, или же они запрятаны так далеко, что можно отрицать само наличие мышления и слепо верить пояснительным запискам к законопроектам, пытаясь выцепить хоть каплю логики.
Если бы не Александр Солженицын и написанная им эпопея «Архипелаг ГУЛаг», многие понятия отечественной истории и криминальной социологии так бы и исчезли из памяти народной, оставаясь либо в сухих строчках тлеющего на полках законодательства, либо в разрозненных воспоминаниях разнообразных современников, которые столь сильно диссонируют с официозом государственных учебников истории, что кажутся дикими и невозможными. Оставив за скобками незнание автором ряда цифр, можно поймать тот самый дух политических репрессий, который, наряду с шаламовскими «Колымскими рассказами», позволяет почувствовать еще холодившее спину авторам современной российской Конституции 1993 года ледяное дыхание бюрократической вседозволенности, инкорпорировавшей в текст много вроде бы ненужных, но столь знакомых знатокам истории фраз: о неотчуждаемости прав человека, их ограничении только в целях защиты основ конституционного строя и на основании закона, строгом перечне ограничений пассивного избирательного права и многом другом, без чего идеологическое обоснование причин расстрела из танковых орудий здания парламента в 1993 году было бы попросту невозможным.
duma-zasedanieТогда, «на заре демократии», всем казалось, что давно ушедшие времена не вернутся никогда, а новое, только что построенное будет столь же прекрасным, как дореволюционная Россия. На первой государственной награде обновленного государства, медали «Защитнику свободной России», был изображен Белый дом с баррикадами — символ, который всего двумя годами позже ее учреждения будет напоминать скорее о 1993 годе, чем о 1991-м. После оказалось, что в дореволюционной России численность дворянства не превышала одного процента населения, а больше девяноста не умели читать и писать и жили по совершенно древним обычаям вместо вроде как существовавших (на полках юристов) основных государственных законов Российской империи. Так что пошла грызня за попадание в это самое «дворянство» и прочие неподатные сословия, и, позабыв про всесильность информации, вчерашние преданнейшие демократы продолжили колебаться вместе с линией партии. В итоге, глядя, скажем, на биографию Станислава Говорухина, понимаешь, что имидж — явно ничто.
Теперь вот Конституцию менять вздумали. Пять лет назад, когда впервые залезли в текст (чтобы увеличить сроки полномочий президента и парламента), для формирования общественного мнения потребовалась внушительная работа президента и его администрации. Теперь же — процедура рутинная, парламентарии отчитываются, что уже к новому году закон о поправке в Конституцию не только утвердит Государственная Дума, но и примут все 83 парламента всех субъектов Федерации. Вроде бы ничего страшного в поправках нет — просто ликвидируют один из трех высших судов, а оставшихся судей прогонят через сито специально на то учрежденной комиссии. Главное — чтобы не заставили сдавать экзамены по «Рухнаме» и физкультуре. Причем ликвидируемый Высший арбитражный суд 22 года назад и создавался для осуществления независимого правосудия по экономическим вопросам в условиях рыночной экономики — в противовес суду Верховному, специально для различения их практик. Забыли — так что теперь из-за различия в практиках победил не молодой Антон Иванов, а назначенный судьей еще при раннем Брежневе (в 1970 году), а председателем Верховного Суда — еще при Горбачеве слесарь Московского завода железобетонных труб с 1960 по 1969 годы, кавалер ордена Ахмата Кадырова Вячеслав Михайлович Лебедев.
К слову, арбитражные суды в нашей стране уже один раз ликвидировали. 4 марта 1931 года постановлением ЦИК и СНК СССР государственные арбитражные комиссии в целях «укрепления единства судебной системы СССР, поднятия хозяйственной дисциплины и повышения ответственности хозяйственных органов за свою работу» были упразднены. Только вот продержалось нововведение недолго — всего 16 дней: уже 20 марта 1931 года Совнарком решил пойти на попятную — и госарбитражи были восстановлены в своих правах. Правда, тогда не принимали поправку в Конституцию, но помнившие об этом незадавшемся случае юристы решили в 1993 году закрепить статус Высшего арбитражного суда отдельной статьей в Конституции. Не помогло — революционная целесообразность сильнее многолетней практики.
А вот Конституционный суд на прошлой неделе принял «революционное постановление» — что давать, выражаясь по-лагерному, «по рогам» (пожизненно лишать пассивного избирательного права) можно не всех осужденных за тяжкие преступления (свыше 5 лет максимальной санкции по УК, почти половина кодекса подпадает), даже после отбытия наказания и снятия судимости, а только особо отъявленных. О том, что в Конституции записано, что пассивного избирательного права лишаются только умалишенные и заключенные (да и то на период заключения), также никого уже не волнует — ведь сиюминутная политическая целесообразность выше каких-то там прав человека.
Про когнитивный диссонанс законодательства и правоприменительной практики в связи со вступлением в ВТО я вообще молчу: находящаяся уже больше года в членах этой всемирной организации Россия решила устами отдельных чиновников заговорить о «суверенном праве на поддержку собственного производителя». Как в старом анекдоте: «Или крест снимите — или трусы наденьте». Память законодателей на период больше года уже не распространяется. Ведь даже если что-то и случится, например, на уровне наднационального суда ВТО (а угроза, например, уже возникла — по утилизационному сбору), то заплатят не конкретно забывшие про международные обязательства чиновники, а федеральный бюджет, то есть все мы. А про то, что у каждого ЧП есть имя, отчество и фамилия, в очередной раз будет предусмотрительно «забыто».
Так что я уже боюсь представить, чего законодатель отчебучит в следующий раз — ведь историческая память и память об истории права либо отсутствуют напрочь, либо считаются чем-то совершенно фантомным. Как тот же шапкосушитель: был ли, не был ли — неизвестно. Важно, что сейчас шапки нет. Пошли недовольные толпой на овощной рынок — закрыть рынок, требуют сурового приговора преступнику — найти преступника и сурово приговорить. Злодей оказался иностранцем? Выселить всех иностранцев. Попавший в аварию гражданин другой страны управлял грузовиком? Запретить иностранцам управлять грузовиками. К чему это приведет завтра? К чему-то явно не очень хорошему и уж точно — непродуманному. Но зачем утруждать себя теорией, если за кампанейщину платят больше, и рисков никаких.
Так что до разделения на «социально опасных» (политических) и «социально близких» (общеуголовных) осталось не так много. Стоит только молчаливому большинству признать для себя возможность такого раздела, это станет вопросом техническим. А о том, как мы жили в нынешнюю эпоху на самом деле, нам во всех подробностях расскажет господин Мединский — сами будем удивляться тому, как хорошо нам было!